dimanche 26 décembre 2010

Разговор в императорском дворце



Pавенна. 426 год. Императорский дворец. Молодой офицер Салвьен приглашен к Галла Пласидиа, новой регентше Западной Римской Империи.

— Оставьте нас!
Приближенные, стоявшие за креслом регентши, покидают зал. Она улыбается:
— Вы были одним из самых храбрых и верных офицеров моего покойного мужа Констанса.
Офицер отвечает спокойно:
— Мои предки всегда верно и храбро служили Империи.
— Теперь наступили другие времена. Мы стали слишком сильно зависеть от наших наемников-варваров! — В голосе регентши слышится горечь.
— К сожалению, это так.
Регентша молчит, потом встает с кресла:
— Я знаю, что Вы являетесь дальним родственником Констанса, следовательно, дальним родственником моего сына, императора Валентиньена.
— Мои родители и близкие родственники погибли во время готского нашествия в Италию, но мне сказал об этом сам Констанс.
— Знают ли об этом ваши друзья?
— Нет.
— Это хорошо. Не говорите никому. Мне нужен человек, которому я могла бы доверять как самой себе. Я Вас пригласила для откровенной беседы. Что Вы думаете о генерале Аэции, командующем нашей армией в Галлии?
Салвьен отвечает не задумываясь:
— Все знают, что он получил этот пост в обмен на роспуск своей гуннской конной армии и на присягу верности Вам и Валентиньену. Он умеет находить общий язык с солдатами и многие надеются, что он будет хорошим защитником Галлии от варваров.
Регентша хмурит брови:
— Поддерживая Жана во время гражданской войны, он несомненно рассчитывал стать командующим всей римской армией. Он очень хитер, и я боюсь, что он ведет двойную игру.
— Говорят, что он многие годы дружит с гуннским принцем Аттилой.
— Аттила получил хорошее римское образование, обладает блестящими способностями, умеет привлекать к себе людей. Я сама заметила это, когда беседовала с ним несколько раз в этом же дворце, когда ему было еще четырнадцать лет. Теперь он неустанно путешествует. Он будет очень сильным и опасным правителем.
Офицер говорит с надеждой в голосе:
— До сих пор гунны не проявляли особой враждебности к Империи. Аэций говорит всем, что он является гарантом безопасности империи, благодаря своим хорошим отношением с ними.
Регентша резко прерывает его:
— Он говорит об этом слишком много, это напоминает мне шантаж.
Потом она продолжает властным тоном:
— В любом случае мне важно знать как можно больше про истинные отношения и планы Аэция и Аттилы. Вы поедете скоро в Гуннию с нашим послом Орестом в качестве одного из офицеров охраны.

Она переходит на доброжелательный тон:
— Постарайтесь узнать побольше о взаимоотношениях Аэция и Аттилы, возможных планах принца в отношении Аэция. Проведите умело и незаметно настоящее расследование этого дела, и разрешаю вам действовать по своему усмотрению.
Лицо молодого офицера принимает очень серьезное выражение :
— Будет ли знать об этом посол?
— Нет. Я сама Вас вызову после вашего возвращения для подробной беседы.
Регентша подходит к окну и поворачивается с улыбкой к офицеру:
— Посмотрите на этого мальчика у фонтана.
Офицер вглядывается и удивленно восклицает:
— Это же ваш сын — император Валентиньен!
Регентша с удовлетворением улавливает в голосе офицера искреннюю радость.
— Ему только шесть лет. Я молю Бога, чтобы небо над нашей Империей было как можно безоблачным!

В пути

Через несколько дней из ворот Равенны выехал небольшой караван посольства. Посол Орест оказался очень молод. До первой почтовой станции его проводила жена — дочь влиятельного графа Ромулуса. Там они трогательно попрощались, и Орест долго махал рукой вслед удаляющейся коляске.
До границы их сопровождал отряд римской кавалерии. Салвьен подъехал к послу:
— Я думал, что послом будет какой-нибудь пожилой граф.
Орест улыбнулся:
— У нас миссия достаточно простая. Я должен передать письма и подарки регентши царю гуннов Оруосу и принцу Аттиле. Кроме того в детстве мне довелось совершить путешествие с Аттилой из Равенны в Рим.
Салвьен удивленно посмотрел на Ореста:
— Значит Аттила Ваш друг?
— Он много разговаривал со мной по дороге, я его несколько раз водил по Риму, потом он вернулся в Равенну, а я остался в Риме. Мне было только девять, а он был на года три или четыре старше. Поэтому не знаю, помнит ли он еще меня — ведь прошло почти восемнадцать лет!
— Он хорошо говорит по-латински?
— Это было в 408 году, тогда он только недавно приехал в Италию на учебу в качестве почетного гостя императора Гонориуса. Он говорил медленно, но правильно. Он еще в Гунии учился у латинских и греческих учителей. Рассказывал, что много общался с Аэцием, который провел у них три года.
Офицер навострил уши:
— Вы знакомы с Аэцием?
— Совсем мало.
Сальвен произнес задумчиво:
— Получается, что Аэций дружит с Аттилой более двадцати лет.
— Да, это так. Причем Аттила доказывает свою дружбу на деле. Когда Аэций попросил помощи, чтобы поддержать Жака, то гунны дали ему армию в 60 000 всадников!
— А что для него делает Аэций?
— Этого я не знаю. Но они продолжают обмениваться письмами.

***
Орест родился в Паннонии на берегу реки Драв в семье богатого и знатного римлянина Татулла. Поэтому у них несколько владений вдоль этой оживленной дороги, ведущей из Рима и Равенны в балканские провинции, чтобы не останавливаться на ночь в грязных харчевнях, расположенных вдоль дороги во время частых путешествий на свою «малую родину», как говорил Цицерон. Однако Салвьен привык к жизни в казармах и лагерях.
Он чувствовал себя хорошо и в те редкие вечера, когда посольство останавливалось в харчевнях, переполненных путешественниками, несмотря на отсутствие комфорта и плохую пищу. Но в некоторых из них слишком изобильно лилось вино и веселые песни и музыка не умолкали до поздней ночи.
Через неделю пути посольство прибыло в Петавиум — родной город Ореста. Они останавливались в большой вилле Татулла. Друзья и знакомые Ореста наперебой приглашали его к себе. Орест, чтобы не терять время, предпочел организовать званый ужин для нескольких наиболее близких друзей и родственников.
Ужин проходил по старинному римскому обычаю. Гости сняли свою городскую одежду и переоделись в легкие, просторные и очень длинные рубашки и платья без ремня и без единого узелка. Они оставили свою обувь у двери и вошли босиком в банкетный зал, переступая порог правой ногой.
Дугообразная кровать окружала круглый стол, украшенный букетами цветов. Орест и восемь почетных приглашенных устроились почти перпендикулярно к столу в полулежачей позе, облокатившись левой рукой о кровать, чтобы кушать правой рукой.
Салвьен и остальные приглашенные сели на табуретки.
Хотя большинство приглашенных считались христианами, они продолжали придерживаться старинных обычаев, не слишком противоречащих новой религии. Для них стол был священным местом — символом семейного очага. В начале ужина хозяин дал пищу духу огня. Орест произнес короткую молитву христианскому богу, почти не отличающуюся от традиционной молитвы духу огня Веста.
Повар постарался на славу: он купил на рынке лучшие итальянские вина и устрицы, ветчину и колбасу из Галлии, фазаны из Греции и фрукты из Малой Азии. Все кушали руками, только иногда используя ложки и ножи, но при этом не брали мясо острием ножа. Беседа должна быть приятной — за столом не полагалось говорить о грустных вещах. За каждый тост надо было пить до дна. После нескольких тостов беседа приняла откровенный характер:
— После того как гунны обосновались по соседству с нами за Дунаем, мы чувствуем себя в большей безопасности, чем наши отцы.
— Все это благодаря таким послам, как наш друг Орест. Выпьем еще раз за его здоровье!
Все осушили свои кубки до дна. Разговор от шуток и анекдотов перешел на актуальные темы:
— Через наш город довольно часто проходят гуннские отряды, завербованные для защиты Галлии.
— Не только для защиты Галлии, чуть больше года назад Аэций привел из-за Дуная огромную армию для участия в гражданской войне.
— Если бы он не опоздал на три дня, то у нас теперь был бы другой император.
— Говорят, что Жан хотел возродить язычество ...
— Помните возвращение гуннской армии. Галла Пласидиа им хорошо заплатила, чтобы они вернулись мирно в свои дома.
— И, чтобы заплатить им, повысила нам налоги.
— Но это возвращение армии был праздником для наших купцов и ремесленников. Шестьдесять тысяч мужчин, желающих купить подарки для своих родственников и друзей, атакуют купеческие лавки не каждый день.
— Гунны полвека контролируют северо-восточную Паннонией, и жители там платят налогов меньше, чем мы.
— Говорят, что жители Дакии тоже довольны под властью гепидов — вассалов гуннов.
— До чего дожила Римская империя! Люди чувствуют себя лучше под властью варваров, чем под властью своих императоров.
Орест увидел, что у гостей слишком развязались языки:
— Давайте перед вторым столом послушаем знаменитого музыканта из Милана и поиграем в настольные игры!

***
Через два дня на гуннской границе Орест отпустил сопровождавший его до этого небольшой римский отряд за исключением Салвьена и двух солдат, знающих гуннский и готский языки. Их должен был проводить до столицы Гуннии отряд гуннских воинов, командир которого Сабир хорошо говорил по-латински.
Салвьену повезло. Оказалось, что Сабир служил под командованием генерала Стиликона, а затем был офицером гуннской гвардии императора Гонориуса. Римлянин спросил с нескрываемым интересом:
— Сколько лет Вы служили в императорской гвардии?
— В 406 году я участвовал под командованием Улдина и Стиликона в разгроме готов в Италии. После победы под Флоренцией был зачислен в императорскую гвардию и служил до роспуска этой гвардии Гонориусом пять лет назад в результате интриг Галлы Пласидиа. Я жалею, что нам не дали снести ей голову в прошлом году.
Салвьен сдержал свое негодование:
— Значит, вы часто видели императора?
— Конная гвардия сопровождала его в путешествиях и перемещениях между разными резиденциями.
После паузы Сабир продолжил с оттенком презрения в голосе:
— Но он вел странный образ жизни, в основном занимался своим любимым птичником. Говорят, что у римлян мало было таких ничтожных императоров.
Салвьен спросил резким тоном:
— Тогда почему же вы ему служили?
Сабир посмотрел на него:
— Мы дали ему в начале своей службы присягу по гуннскому и римскому обычаям. Но я не мог предполагать, что он такой дурак.
Гунн улыбнулся:
— Правда он сам придумал нам парадную форму и хорошо платил.
Салвьен успокоился:
— Значит, Вы видели Аттилу в Италии?
— Принц провел четыре года в императорском дворце в Равенне. Он прилежно учился и много читал, в свободное время часто приходил в нашу казарму. Мы ездили с ним в горы на охоту и сопровождали его в путешествиях.
— Знаете ли Вы Аэция?
— Аэций на пять лет старше Аттилы, но они не чувствовали разницу в возрасте, часто встречались и говорили на самые разные темы, обсуждали совместные планы.
— Салвьен замолчал, но в его голове продолжал звучать тихо голос Сабира, повторящий как эхо: «обсуждали совместные планы».

Кере-куо

Кере-куо приняла их на следующий день. Ее новый дворец был меньше размером, чем главный царский дворец, но отделан с большим вкусом. Маленькие башни, узорные наличники окон, покрашенные светлыми красками, придавали дворцу особо нарядный вид. Войдя внутрь, римляне поневоле любовались высотой круглых колонн из могучих стволов высоких прямых лиственниц. Колонны были обработаны на огромных токарных станках, потом полированы. Многие из них были украшены умелыми мастерами ажурными узорами и скульптурами. Как и в старом дворце, было много больших полированных панно из дерева, украшенных рельефами в «зверином стиле». Но все было более изысканно, пропорции более гармоничны, шторы более легки и нарядны.

Пройдя между двумя рядами гвардейцев в великолепных доспехах и парадном оружии, стоявших у двери, римляне вошли в большой зал полностью устланный войлочными и шерстяными коврами.
Кере-куо приняла их полулежа на мягком полудиване. Силвьена поразила ее красота и благородные, правильные по римским и греческим понятиям, черты лица. Но она отличалась от римских красавиц белизной лица, длинными черной косой, полным отсутствием косметики на лице, и, конечно же, своей одеждой и украшениями.
Приближенные стояли и сидели полукругом; придворные женщины и девушки, сидя на дорогих коврах, были заняты вышиванием и рукоделием. Изящными узорами из бус были украшены даже мягкие подошвы обуви Кере-куо и сидевших вокруг нее знатных женщин.

Орест с поклоном отдал Кере-ко письмо для Аттилы и подарок для нее:
— Мы просим Вас ознакомиться с письмом регентши Галлы Пласидиа и передать ее хану Аттиле.
Кере-куо улыбнулась и сказала:
— Спасибо за подарок. Я внимательно прочитаю письмо и отправлю Аттиле. Мне сегодня сообщили, что едут посланники Аэция из Галлии. Через несколько дней они будут здесь. Вам будет веселее ждать Аттилу вместе с вашими соотечественниками. Расскажите нам, что интересного происходит в римском мире.
Орест начал разговор:
— Слава Богу, в этом году все спокойно. В Африке хороший урожай, скотоводы и садоводы Италии тоже довольны. Аэций окончил свою инспекционную поездку по вверенной ему Галлии. Император Теодоз Второй реорганизовал Константино-польский университет ...
Кере-куо поблагодарила доброжелательным голосом:
— Спасибо, за интересные вести. Хорошо, что этот год спокоен для вас. Мы получаем интересные вести с китайской границы, где кажется закончилось смутное время. Теперь там правят табгачи, с которыми мы происходим от общих предков.
Орест удивился:
— Мы тоже слышали, что народ «таугаст» теперь правит Китаем. Они говорят начали строить великолепные храмы. Но я не знал, что они тоже гунны.
Кере-ко поправила:
— Я сказала, что мы происходим от общих предков. Наши языки похожи, и у нас одна вера. Побеседуйте с моим сыном Элляхом и его учителем греком Онегезом. Эллях интересуется нашими предками и восточными гуннами. Он уже ездил за Урал и на Аральское море.
Орест еще более удивился:
— Извините царица, но в Равенне думают, что Эллях является сыном покойной Енга...
Кере-куо засмеялась:
— Не Енга, а Эн-ко. Как мало у вас знают о нас! Мы о вас знаем все. Это меня раньше звали Эн-ко. Мне дали высокое имя Кере-ко пять лет назад во время церемонии провозглашения Аттилы ханом и соправителем Гуннии. «Кере» означает «красивая», а приставка «ко» или «куо» означает «красивая и благородная дама».
Орест смущенно улыбнулся:
— Да, это имя предназначено для Вас. Я рад, что Енга не умерла.
Кере-ко поднялась со своего дивана:
— Я скажу Элляху, чтобы он вас принял завтра с Онегезом. Послезавтра вечером я приглашаю вас на ужин в честь почетных гостей, приехавших на Праздник Солнца. Наш большой праздник будет через три дня.
При этих словах все дамы тоже встали и поклонились Оресту. Римляне поблагодарили Кере-ко, поклонились ей и вышли из зала.

***
В отведенной им резиденции — большом восьмиугольном доме их ждал Сабир:
— Я вас уже давно жду. Расскажите, как прошла ваша встреча с Кере-ко.
Орест ответил:
— Она очень приветлива и любознательна, долго разговаривала с нами. Скажи нам, Сабир, неужели таугасты, которые правят теперь Китаем, тоже гунны!
— Вы говорите о табгачах? Почему они вас интересуют?
— Это невероятно, что гунны могут править успешно древней и великой империей!
Салвьен навострил уши. Сабир начал задумчивым голосом:
— Я не знаю хорошо, что там сейчас происходит. Но я могу вам рассказать интересные вещи. Меня зовут Сабир потому, что я родился за Уралом. Эта страна называется Сибирь, как и мой народ сибир или сабир.
— Но Вы же гунн!
— «Гунн» означает «кюн» или «кюн джоно» — люди солнечного племени». Мы все говорим на близких языках, имеем почти одинаковые дома, одежду и оружие, и все верим в Тангра. Некоторые произносят это великого имя «Тангара», другие «Тангри» или «Тенгри». Но мы делимся на народы и племена.
— Тангра — это ваш бог?
— Это единый и всемогущий Бог. Мы думаем, что христиане и мы верим на самом деле в одного и того же бога. Но вам лучше поговорить об этих вопросах с нашими белыми шаманами.
— Ты родился за Уралом?
— Да, на берегу реки Иртыш. Я воспитывался моим дедом, так как мать умерла рано, а отец ушел в поход на Запад с ханом Мундзуком и не вернулся с войны. Деду было уже много лет, но он был все еще крепок и строен, быстр в движениях. Он рассказывал, что его отец сопровождал вождя сабиров, поехавшего по приглашению одного гуннского хана в Китай.
Салвьен непроизвольно воскликнул:
— В Китай?
— Да, в Китай. Моего прадеда больше всего поразило, что одним из виночерпиев этого хана был пленный китайский император.
Орест поразился:
— Китайский император! Как наш бедный император Валерьен, взятый в плен персидским шахом Сапором.
— Этот китайский император был виночерпием и мыл посуду после банкетов.
— Валерьен был вынужден вставать на колени каждый раз, когда Сапор садился на коня. Сапор наступал ему на спину или даже на шею, чтобы сесть потом в седло.
Сабир вспомнил обычай знатных гуннских дам садиться на коня, наступая на спину слуги, встающего на четвереньки сбоку лошади. После паузы он сказал:
— На следующий год он был казнен, и гуннский хан взял в плен нового императора, который был вынужден заменить в роли виночерпия своего предшественника.
Подобного последовательного пленения двух императоров не было в римской истории, и Орест заметил:
— Валерьян быстро умер от горя и переживаний. Говорят, что шах Сапор приказал сделать из него чучело на память о своей победе, но я этому не верю.
Сабир удивленно посмотрел на римлян. Все замолчали. Тишину нарушало только потрескивание огня в камине. Сабир вышел из задумчивости и продолжил свой рассказ:
— Мой дед служил в войсках табгачей несколько лет. Он привез прекрасное оружие, его меч имел рукоять из слоновой кости, а шлем был инкрустирован золотыми узорами.
— А как Вы оказались на Западе!
— По следам своего отца. Я кое-что узнал об его судьбе.
Салвьен заметил:
— Можно сказать, что Вы провели расследование.
Орест сказал немного уставшим голосом:
— До Китая очень далеко. Мы очень мало знаем, что там происходит. Это, по правде говоря, нас мало интересует. Римское посольство там было только один раз несколько веков назад.
Сабир оживился:
— Зато нас это интересует. Побежденные давно народы могут завтра оказаться рядом и начать с твоим народом борьбу за пастбища. Поэтому мы в курсе всего, что происходит в Великой степи от Дуная до Китайской стены.
— Мы в Италии почти ничего не знаем, что происходит рядом в лесах Северной Европы.
— В лесах ситуация совсем другая. Там живут слабо организованные народы, говорящие на слишком разных языках. В великой степи все говорят на близких языках, все передвигаются на быстрых конях, обычным приветствием при встрече является слово: «Рассказывай!». И если ты не при исполнении служебных обязанностей, ты должен остановиться и обменяться интересными новостями. Твой рассказ должен быть точным, гунны не умеют и не любят врать.
Этот обычай называется «Узун кулгах» — «Длинное ухо».
Орест улыбнулся:
— Мне сегодня Керка так и сказала: «Расскажите нам, что интересного происходит в римском мире».
Он посмотрел на Салвьена:
— Она так обаятельна, что я с удовольствием рассказал ей все, что знаю. Я так усердно отвечал на ее вопросы, что даже забыл сказать, что сопровождал в детстве Аттилу из Равенны в Рим.
Сабир поправил:
— Не Керка, а Кере-куо! Мы гордимся нашим молодым ханом Аттилой и ее прекрасной супругой. Да хранит их всемогущий Бог!
Салвьен отметил про себя: «Гунны не любят врать. Это хорошо. Значит Сабир, ты мне расскажешь скоро какие совместные планы обсуждали Аттила и Аэций. Но с тех пор прошло много лет. Мне нужно все мотать на ус, чтобы понять мотивы поступков Аттилы и Аэция.»

Принц Эллях

По приглашению принца Элляха его учитель Онегез и римляне расселись вокруг большого круглого стола в одной из комнат дворца Кере-куо. Принцу исполнилось тринадцать лет, но у него уже был загорелый и мужественный вид.
Орест спросил:
Нас поражает, что все народы Великой степи от Дуная до Китая говорят на близких языках и имеют почти одинаковый образ жизни.
Онегез посмотрел на римлян потом на Элляха и сказал:
Принц Эллях любит исторические предания и легенды. Попросим его ответить на ваш вопрос. Он понимает достаточно хорошо по-латински, но еще не говорит бегло. Я помогу ему с переводом.
У Элляха загорелись глаза:
Извините, но я действительно предпочитаю слушать героический эпос, предания и легенды, чем учить произведения..., — он посмотрел с улыбкой на Онегеза: ...греческих и латинских писателей. Я люблю охоту и дальние путешествия. Наши предки говорили, что сила гуннов в верности традициям!
Орест спросил:
Все знают легенду о Ромулусе — основателе Рима. Есть ли аналогичная легенда о ваших предках?
Эллях начал торжественно:
Я расскажу вам о Модуне — первом великом хане гуннов. Он жил шесть веков назад. Это не просто легенда, его помним не только мы, но и китайцы, и согдианцы. Их купцы часто приезжают в нашу страну.
Онегез коротко прокомментировал:
Это время пунических войн, начало могущества Рима. И в это время далеко на востоке гунны тоже заложили основу своего могущества.
Эллях продолжил:
Модун был сыном гуннского хана. Его мачеха хотела, чтобы потом власть досталась по наследству ее сыну. Она уговорила отправить Модуна заложником к соседнему народу, потом она добилась того, что гунны пошли войной на этот народ, обрекая принца на верную гибель. Однако расчет злой мачехи не оправдался — мальчик, проявив чудеса храбрости и находчивости, убежал из плена и вернулся к гуннам. Отец разрешил ему в награду иметь свою армию в десять тысяч всадников. Модун начал невиданные ранее в Великой степи преобразования. Юный принц разделил свое войско на тысячи, сотни и десятки, ввел железную дисциплину. Он одел воинов в одинаковые доспехи, даже количество стрел в их колчанах было одинаково.
Салвьен заметил:
Примерно в это время Камилл, потом Мариус ввели железную дисциплину в войске, благодаря которым маленький Рим завоевал сначала Италию, потом все другие соседние страны и народы.
Онегез сказал с нескрываемым ехидством:
От которой мало, что осталось! Теперь легионеры не любят надевать доспехи. Уже почти три века назад легионеры начали жаловаться на невыносимую для них тяжесть доспехов, которую они стали надевать все реже и реже, они получили постепенно разрешение не носить шлемы и панцири. Тяжелое вооружение их предков стало не по силам их слабым рукам. Готы и аланы, не говоря уже о более воинственных гуннах, чувствуют преимущества доспехов, они легко обращают в бегство дрожащих и почти голых римских солдат, чьи головы и грудь открыты.
Орест согласился:
К сожалению, это правда. Теперь итальянская молодежь дрожит даже от одного звука горна.
Силвьен посмотрел на него неодобрительно. Конечно, это горькая правда, но лучше было бы не говорить об этом в присутствии иностранцев.
Эллях продолжил после паузы:
В один день, чтобы проверить дисциплину своего войска Модун построил свою армию и приказал воинам вынуть из своих колчанов по одной стреле и выстрелить в его любимую жену.
Орест воскликнул с неподдельным ужасом:
В свою любимую жену!
Салвьен был еще не женат — он остался более спокоен и спросил:
А сколько тогда было лет Модуну?
Примерно шестнадцать.
Лицо Элляха приняло суровое, почти жестокое выражение:
Воины выстрелили по команде, молодая женшина упала, утыканная стрелами как еж. Командиры обошли строй и проверили количество стрел у своих воинов. Те, у кого жалость победила воинский долг беспрекословного подчинения, были выведены из строя и им отсекли головы.
Орест нахмурил брови, а Силвьен сильно сжал губы. Эллях продолжал свой рассказ бесстрастным тоном:
С тех пор гуннское войско разделено на армии, тумени, тысячи, сотни и десятки, отличается своей железной дисциплиной. Вскоре Модун со своими воинами устранил от власти своего отца и мачеху. Гунны поддержали его и провозгласили своим ханом. Модун переворужил и реорганизовал всю гуннскую армию, ввел строгие и справедливые законы, победил всех своих соседей и Китайскую империю, которая признала империю гуннов равной себе и стала платить дань.
Онегез подтвердил:
Законы Модуна стали обычаями и соблюдаются до сих пор. Гунны считают, что Модун-хан после смерти вознесся в небо и стал божеством судьбы.
Орест спросил:
Это удивительно! Какой выдающийся деятель! А как потом гунны оказались на берегах Волги?
Эллях объяснил с тоном учителя истории:
Китайский шелк и золото развратили гуннов, и они начали слабеть. Более четырех веков назад гуннская империя разделилась на Восточную и Западную империи.
Онегез отметил:
Точно так же как Римкая империя разделена теперь на две империи!
Орест и Салвьен издали возгласы удивления. Эллях, довольный произведенным эффектом, продолжил свой урок истории Великой степи:
Потом Восточная империя распалась на Северный и Южный союзы. При царившей тогда анархии эти слабые союзы трудно называть государствами.
Онегез снова добавил свои комментарии:
Мы или наши дети увидят, какая из двух римских империй распадется на Северное и Южное государства.
Салвьен не удержался:
Почему Вы так ехидны, вы же были римским гражданином!
Онегез взорвался:
Я был секретарем, но не был римским гражданином, я был рабом! Здесь я заведую канцелярией хана Аттилы и являюсь учителем принца.
Орест сказал примирительным тоном:
Спасибо принц, за интересный урок. Я не ожидал, что существует такие параллели в истории римлян и гуннов. Мы так много интересного узнали и увидели за эти дни! Нам надо это переварить. Вы можете написать историю своего народа.
Может быть, но я предпочитаю героический эпос и устные предания, хотя и знаю нашу руническую письменность. Мне душно в городе, все время тянет в степь и горы. Сразу после праздника Солнца я поеду навстречу отцу.

Банкет

Орест и Салвьен долго не могли уснуть, оживленно обсуждая все услышанное и увиденное за эти три дня с пришедшим вечером к ним Сабиром. На следующий день они втроем сходили в баню и поплавали в каменном бассейне в полуподвальном этаже главного дворца. Других купальщиков почти не было, так как летом гунны явно предпочитали купаться в реках и озерах.
Небольшая прогулка по городу, и вот уже время идти на званый ужин. Большинство приглашенных уже стояли кучками перед входом в банкетный зал. Слышались обрывки фраз на разных языках, сливающиеся в нестройный гул. Вскоре двери зала открылись, и гости стали входить в зал. При этом каждый гость получал разрешение переступить порог только выпив за здоровье и благополучие хозяйки. После этой церемонии их провели в отведенное им место в зале. Стол Кере-куо и ее диван, покрытые коврами и тонкой тканью, были расположены на возвышенной эстраде в середине, несколько ступеней вели к этой царской ложе. Принц Эллях сел рядом с матерью.
С двух сторон были установлены ряды маленьких круглых столов, рассчитанных каждый для трех или четырех приглашенных; более почетной была правая сторона. Римлян с Онегезом и его женой посадили на правую сторону. Сабира увели в левую сторону.
По знаку Кере-куо женщина в белом платье в сопровождении девушки, держащей поднос с пищей и вином, подошла к камину в конце зала и с краткой молитвой накормила духа огня. Салвьен вспомнил недавний ужин в вилле Татулла в Петавиуме и такой же римский обычай в исполнении Ореста.
Каждый стол обслуживали свой виночерпий и молодая женщина или девушка. Посуда была деревянной, очень изящной работы, ложки серебряными, кубки золотыми. Большинство людей пользовались своими ножами, которые были неизменным атрибутом одежды гуннов, даже женщин и девушек, как и серебряные и золотые пояса. Пояса женщин были уже, для мужчин они служили знаком отличия. Только хан, принцы и князья больших племен имели право носить пояса, составленные из золотых прямоугольных пластин с рельефными мотивами в «зверином стиле». Большинство гуннов носили серебряные пояса.
Каждый стол имел свое почетное место, и Салвьен отметил про себя, что на почетное место соседнего стола села дама в белом платье, которая только что совершила молитву духу огня. Жена Онегеза оказалось гунской женщиной «греческого типа», как и Кере-куо, но менее красивой. Она была одета в греческое платье по последней константинопольской моде, но носила массивное серебряное колье с круглым диском в центре, внутри которого было четко выгравирован равносторонний крест.
Банкет начался. Кере-куо подняла небольшой изящный золотой кубок с вином и предложила тост за наиболее почетного гостя, который поднялся со своего места и таким же образом высказал свои уважительные пожелания царице.
Мне кажется, что я на банкете царицы Клеопатры.— сказал задумчиво Орест.
Наша молодая царица не развратная намалеванная кукла! — резко возразил Онегез.
Жена Онегеза примирительно сказала по-гречески:
Орест очевидно хотел сказать, что наша царица столь же ослепительно красива. Я недавно в городской библиотеке читала рассказы о Клеопатре. Скажите, это правда, что в Риме двадцать восемь библиотек?
Сейчас меньше, — сказал Орест. — Некоторые сгорели в 410 году во время готского нашествия. Есть библиотеки, содержащие по десять и даже двадцать тысяч рулонов и книг.
Удивительно! Наша единственная публичная библиотека имеет не больше пяти тысяч книг.
Силвьен заметил:
Вы и Кере-куо похожи на греческих богинь. Интересно, что большинство гуннов внешне отличаются от нас, но многие отличаются только по одежде.
Онегез сказал:
Кере-куо и моя жена Айта присходят от племени сака. Гунны считают сака более древним народом чем они и своими учителями в ремеслах. Мы греки их называем скифами, что означает «кочевник».
Салвьен заметил:
Аланы, которых теперь много в Галлии, тоже считают себя скифами.
Жена Онегеза уточнила:
Азиатские саки говорят на гуннском диалекте.
Постепенно воцарилась непринужденная атмосфера. Онегез больше не грубил. Банкет длился долго, так как столы накрывались три раза, как и у римлян. Ужин проходил как театрализованное представление, что его еще более сближало с римскими вечерними банкетами «сена».
Кере-куо произнесла еще несколько тостов за почетных гостей. Про Ореста она сказала коротко:
Я приветствую посла Ореста и рада, что мы принимаем все чаще римские посольства. Это помогает взаимопониманию. Предлагаю тост за здоровье посла!
Орест встал, поклонился царице и сказал.
Я в детстве имел честь сопровождать принца Аттилу из Равенны в Рим. Теперь спустя много лет я рад, что Бог дал мне возможность посетить его страну и замечательную столицу, познакомиться с прекрасной и мудрой царицей Кере-куо и поговорить с юным принцем Эллях — большим знатоком истории и традиций своего народа. Я поднимаю этот тост за взаимопонимание между правителями Гуннии и римских империй!
В перерывах между тостами царицы звучали песни разных народов, танцоры и музыканты демонстрировали свое искусство. Два шута вызвали веселье присутствующих своими нелепыми фигурами, гротескной одеждой, своими смешными жестами и речами на забавной смеси гуннского, готского и латинского языков.

***
Римляне вышли из дворца в полночь. Оказалось, что Онегез живет недалеко от них, и он пригласил их по римскому обычаю на «комиссарио» с фруктами и изысканным вином.
Начинаю чувствовать себя в этой стране совсем свободно, — сказал Орест. — Много необычного, например, эти деревянные многоугольные дома, но многое почти как у нас... Даже история.
Салвьен спросил:
Почему, действительно, дома здесь многоугольные?
Онегез задумался:
Это традиция... Для увеличения площади строений.... Никогда об этом не задумывался ... Гунны любят все круглое: столы, щиты воинов, даже этот город.
Салвьен задал важный для него вопрос:
Действительно ли они не любят и не умеют врать?
А об этом я думал, — сказал Онегез. — Для них всегда было важно знать точно, что происходит даже в другом конце степи. Весть, которая передается на дальние расстояния через многих посредников, в степи всегда остается достоточно точной. Гуннская грамматика удивляет меня своей логичностью, например, у них нет этих бесчисленных исключений из правил как в наших языках.
И неодушевленные предметы не делятся на мужчин и женщин, что меня просто шокирует в латинском языке, — сказала с улыбкой Айта. — Видимо, предки римлян верили, что предметы мужского рода могут жениться на предметах женского рода и иметь детей.
Интересная гипотеза! — засмеялся Онегез.
Я стесняюсь говорить по-латински, так как все время путаю роды, — объяснила Айта римлянам.
Салвьен сказал задумчиво:
Таким образом, вы объясняете правдивость гуннов и четкость их грамматики тем, что они конный народ, живущий на громадной территории.
Онегез ответил убежденно:
В основном этим. Этим же я объясняю практическое отсутствие в степи рабства — раб всегда может убежать от хозяина. У гуннов нет настоящего рабства. Слово «кул» или «кулут», которое часто переводится как «раб», отражает, конечно, определенную зависимость от своего хозяина. Кулы похожи на римских колонов, но понятие «раб» к ним совершенно не приложимо.
А также равенство между женщинами и мужчинами, — добавила Айта.
Орест спросил:
Думаете ли вы, что гунны и христиане верят в одного и того же бога?
Онегез посмотрел на свою жену и сказал:
Гунны считают, что так же как Бог дал человеку много пальцев, точно так же он дал много путей к единому Богу.
Айта уточнила:
Наши шаманы и священники всех религий обладают способностью общаться в той или иной степени с Богом. Поэтому мы уважаем все религии, интересуемся различными доктринами. Мы называем Бога Тангра, тем же словом наши поэты иногда называют небо. Но никто не может представить себе как выглядит Тангра. Попытки изображения Бога противоречат его небесному величию.
Все задумались. Салвьен почувствовал, что его глаза начинают закрываться. Он встрепенулся и открыл глаза. Орест встал:
Спасибо большое за приятный вечер, спокойной ночи!
Отдохните завтра хорошо. Послезавтра Праздник солнца. Он начинается со встречи восходящего солнца. Надо будет рано встать, чтобы дойти до места праздника за городом и занять свое место.